Тяжелый разговор - если бы меня не сгубила лень и я написала бы из этого полноценный рассказ, получилось бы очень интересно. А сейчас это скорее набросок к тому, что я планирую еще написать) В любом случае интересный и коротенький рассказик. Присутствуют насилие, допросы и отсутствие романтики. Тяжелый разговорТяжелый разговор
Майор поправил лампу на столе и закурил. Уже второй день ничего не ладилось, а время утекало как вода, как песок сквозь пальцы. Других сравнений майору в голову не пришло.
Ни разу еще не было так сложно. Пленный выглядел бодро. Все еще с мокрыми волосами. Губы разбиты, но не отекли. Вообще, с удивлением вдруг заметил майор, лицо не отекало.
— Ну так что, — майор обошел стул, к которому был привязан пленный. — Звание, воинская часть, задание. Все как обычно, ты знаешь.
Пленный прокашлялся сипло и поднял на майора внезапно ясный взгляд. Глаза в свете лампы заискрили голубым.
— Ну а зачем тебе? Ладно, про задание я понимаю, ну а звание-то к чему? Тем более воинская часть.
Майор затушил сигарету о плечо пленный. Тот дернулся, поморщился и тяжело вздохнул.
— А вообще, представь себе на минутку, что нет ни задания, ни звания, ни воинской части — одна лишь личная инициатива? Ты на меня тратишь время, диверсанты крадутся по лесу, а я просто псих, которому не хватало внимания и боли. Интересное предположение, правда?
Майор скрипнул зубами.
— Меня поддостали твори шутки. Ты же понимаешь, что я тебя прямо сейчас могу пристрелить.
— Не-а, — пленный улыбнулся разбитыми губами. Блеснули ровные белые зубы. Майор мог бы поклясться, что в прошлый раз зубы мерзавцу повредили. Ан нет. — Не пристрелишь. Тебе же дико важно понять, что я вызнавал. Я ведь и правда мог изучать маршруты для группы. И не я один. Когда они пойдут? Где? У них просто взрывчатка или химия какая-нибудь? Тебе это так интересно!
— А тебе похоже нравится тут сидеть, — майор хмыкнул и снова закурил. — Смотрю, ты все еще смелый. Может тебя еще разок в холодной водичке притопить для большего ко мне расположения?
— Ну, — пленный рассмеялся мягко, — это дело добровольное. Если тебе нравится — как же я тебе помешаю. Что ж я сделаю в моем-то положении.
— Расскажешь все, — предложил майор. Он присел на край стола напротив пленного и теперь глядел с неприязнью и силился подавить зевоту. Шли вторые сутки без сна.
— Все? Совсем все?
— Все, — кивнул майор и затянулся. От сигарет уже подташнивало.
— А если не поверишь?
Он почувствовал что действительно сейчас его убьет. И будь что будет. Но порыв схлынул.
— А ты попробуй, — прошипел майор. — Я слушаю.
— Хорошо, — неожиданно согласился пленный. — Но сначала о тебе.
— Хм... — майор выгнул бровь.
— Почему ты здесь? Тут же ад. Мерзейшее место на всей границе. Человеческий облик слетает с офицеров на второй неделе службы. Про солдат я вообще молчу. Так почему же?
Майор закрыл глаза, борясь с приступом ярости. Снова взглянул на мерзавца. Тот улыбался. Избитый, третий день без сна, без еды. Улыбался. Не натужно, не вымученно, без бравады. Просто улыбался. Для себя, не для майора.
— А тебе не многовато будет? — спросил майор спокойно.
— Ну так ты же меня все равно к деревцу потом отведешь и отвернуться попросишь, — сказал он с улыбкой,.- Так что бы тебе мне не рассказать о чем прошу? Тебе же важно, чтобы я говорил. Нужно же. Тогда я жду ответа.
Майор затушил сигарету о стол и вышел.
***
Когда он вернулся — посвежевший, выбритый, напившийся горячего чаю, — пленного потряхивало. Частично от холода. Вода еще стекала по лицу, мешаясь с красным на щеке.
— Ну что, — поинтересовался майор, взял за спинку стул из-за стола, грохнул напротив пленного и уселся, закинув ногу на ногу. — Готов отвечать?
— А ты готов? Мне все интереснее и интереснее, знаешь.
— А ты я вижу крепкий, — хмыкнул майор, глядя на его губы. Он мог бы поклясться, что в прошлый раз они выглядели хуже. — Где тебя готовили?
— В высях небесных, — легкомысленно ответил пленный. — Далеко.
— Летчик? — майор прищурился.
— Тьфу! Ну зачем так буквально все понимать! — укоризненно воскликнул наглец. — Ну так что насчет твоей интересной истории?
Майор по-привычке закурил, разглядывая пленного. Дрожь того бить уже перестала и сидел он удобно, расслабленно, каким бы нереальным это не казалось.
— Ну хорошо, — майор хмыкнул. — Когда началась война, я заканчивал уже офицерское училище. Потом служил, потом доучивался, потом снова служил, потом подал прошение о переводе сюда. Удовлетворили. Теперь говори.
— Нет, — несогласно покачал головой наглец. — Не то, сам понимаешь. С самого начала расскажи.
— Это откуда же? С роддома? — выгнул бровь майор.
— Со школы. Пояснил пленный и наклонил голову к плечу, выжидая.
«И не больно ему двигаться? — отметил Майор с удивлением. — Что-то многовато он вертится».
— А давай я лучше с тебя кожу сдеру? — предложил майор.
Пленный рассмеялся, потом закашлялся.
— Сам не станешь, — весело сказал он. — Ты кому-нибудь поручишь, а сам будешь тем временем кофе пить и отчаянно завидовать. А ты бы пришел хоть раз посмотреть на самом деле. Чего мучиться-то?
Майор промолчал, глядя на мерзавца задумчиво. Мерзавец прищурившись смотрел на майора.
— В точку! — воскликнул он. — Ты хочешь посмотреть!
— Заткнись, — резко ответил майор. — И отвечай, откуда ты родом. Иначе никакого разговора у нас больше не будет. Ты меня достал.
Пленный мечтательно посмотрел в потолок.
— Из далеких, древних, прекрасных земель. Назовем их — точка на карте. Сейчас там земли нет.
— Все шутишь?
— Я абсолютно серьезен, — возразил мерзавец. — А ты откуда родом? Ты ведь понимаешь, что придется ответить на мои вопросы. У тебя же нет другого выбора. Так чего тянуть-то?
Майор встал.
— Ты посиди. Подумай. Вспомни звание, войсковую часть и задание. И не забудь до следующего моего визита. Приятного плавания.
— Ну. Как ты? — спросил майор. Он успел даже пару часов поспать, но толку от этих двух часов по ощущениям никакого не было.
— Смотрел на этот раз? — спросил пленный хрипло. Он стал побледнее и выглядел усталым. А к этому моменту другие уже хрипели, клялись что рассказали все и умоляли наконец убить.
Майор не знал что делать, как объяснить удивительную стойкость пленного. К тому же чувствовал нарастающую сюрреалистичность ситуации. Но необходимость подумать об этом ускользала от него, задерживаясь в голове только короткими удивленными мыслями.
— Смотрел... — усмехнулся пленный. Майору показалось, что он был доволен. — Тебе понравилось?
— Вернемся к нашим вопросам, — майор сел за стол и оперся на локти. — Звание, войсковая часть, задание.
— А ты ведь вспоминал школу. Готовился к рассказу, — улыбаясь произнес пленный. — Не тяни. Нас же никто не услышит. Обещаю, я тебе все расскажу. Только удовлетвори мое любопытство.
Майор помолчал. Он чувствовал себя очень уставшим.
— В школе я не доучился. Меня пригласили сдать экзамен в академию. Я сдал. Меня взяли.
— О, ты наверняка был способным. Но меня интересует не это. С чего все началось?
Майор хмыкнул и снова закурил.
— Все началось с экзамена.
— Нет, — возразил пленный уверенно. — Все началось с того, что толкнуло тебя поступать в академию. Где ты жил лет в двенадцать?
— О как... — воскликнул майор и усмехнулся. — Ну допустим. Я жил с родителями в глубинке. Маленький городок в окружении леса. Я хотел быть лесником, а не военным. Любил по лесу ходить. Не терялся в лесу, не голодал, не рисковал. И никакого это отношения ни имеет к тому, почему я поступил в академию.
— Не поверишь, но все взаимосвязано. Не может быть чтобы то, что предшествовало, не повлияло на то, что произошло.
— Псих гребаный, — сказал майор презрительно.
Пленный улыбнулся.
— Хорошо тебе было в лесу?
— Хорошо, — отрезал майор.
В памяти возникло то самое — зелень вокруг, запахи, нервно дергающиеся ноздри, шорохи, движения. Животные, птицы. Птицы. Нервно что-то дернулось в груди. Стало жарко, вспыхнула ярость.
Со скрежетом резко двинув стол в сторону он ринулся к пленному, схватил его крепко за мокрые волосы и принялся с оттяжкой, сжав зубы, быть по лицу. Снова и снова. Чувствуя, как с каждым ударом приходит успокоение.
Кулак начал скользить. На мгновение возник страх — вдруг убил — и сознание прояснилось, вернулся самоконтроль.
Майор отпустил волосы пленного и откинул ему голову.
Тот был в сознании, голову держал сам и смеялся. Легко и весело, как ребенок в цирке. На мгновение майору стало жутко.
Из разбитых скул текла яркая кровь. Белые, ровные зубы блестели, даже не окрашенные красным.
— Поверь, майор. Ты или можешь меня убить, или расскажешь мне то, что я хочу услышать. А затем ты получишь от меня, легко и просто ответы, тебя интересующие. У нас нет другого варианта. Нет. Ты зря мучаешься, тянешь время, борешься с ситуацией. Я не давлю. Я просто честно говорю тебе, как обстоят у нас дела.
Майор вынул платок из кармана и вытер ладони, не поднимая взгляда от своих рук. Затем, кинув платок в урну, он вышел и хлопнул за собой дверью.
***
Пленный встретил возвращение майора любопытным, ясным взглядом. Майор был мрачен. Он прекрасно понимал, что допрос слил. Он не понял, как пленный перетянул на себя ведущую роль в их затянувшейся беседе. А больше поручить было некому. И нужно, необходимо было знать, с каким заданием скотина перешел границу. Неприятно и странно было от мысли о том, что с психом придется договариваться. Еще ни разу не было такого на памяти майора. Ни разу.
— Привет! — поздоровался пленный. На его заострившихся скулах кровь запеклась уже корочками. Лицо казалось бледным, острым, хотя должно было стать уже лиловым, отекшим до потери каких-либо очертаний.
Майор присел на край криво стоящего стола напротив собеседника.
— Дом у нас был у самого леса, — произнес он, доставая из пачки последнюю папиросу. — Я часто без разрешения ходил туда. Меня ругали, когда я задерживался до темноты, но ночной лес мне нравился больше всего.
— А птицы? — просил пленный.
Майор вздрогнул и замолчал, мысли спутались.
— Птицы, — мягко напомнил собеседник.
— Птицы меня пугали. И манили одновременно. Они садились ко мне на плечи. Это было странно. Все время, куда бы я не шел, они надо мной кричали и мне казалось, что они понимали меня. Я поэтому ни разу и не заблудился. Они выводили меня, когда я думал об этом.
Майор тряхнул головой, закурил и сказал:
— Это все детские фантазии. Искажения памяти. Глупости. И при чем здесь птицы?
— Птицы очень важны, — серьезно ответил пленный. — А собаки? Ты любил собак?
Майор встал и принялся нервно ходить по комнате за спиной у собеседника. Тот головой не крутил, сидел расслабленно.
— Не любил?
— Не любил, — подтвердил майор и замолчал. — И зачем тебе это?
— Это нормально, — вдруг сказал пленный. — Меня это не удивит и не шокирует. Расскажи?
Майор, бросив на пол сигарету, шагнул к пленному и обхватил его ладонями за шею. Сжав зубы он с ненавистью надавил и почувствовал странное, успокаивающее, зудящее удовлетворение от этого.
Пленный напрягся, замычал жалобно и затем затих, обмяк. Майор, успокоившись вдруг, как будто и не терял контроля, прижал пальцы к шее пленного. Тот был жив — сердце билось.
Нужен был кофе. И сигареты. Особенно сигареты. Майор провел ладонями по лицу. Руки слегка дрожали. «Нельзя отсюда выходить в таком состоянии — подумал он».
Майор поставил напротив пленного стул, сел на него верхом и принялся ждать, разглядывая острое, бледное лицо с ссадинами и царапинами, но без единого признака синяков.
Спустя какое-то время собеседник вздохнул глубоко и вздрогнул, захрипел и открыл голубые глаза. И, скотина, снова улыбнулся. Майору даже показалось, что улыбнулся удовлетворенно.
— Грубо, — сипло произнес он. — Но тебя нельзя винить. Я тебя понимаю.
Майор выгнул бровь, глядя неприязненно.
— Я не военный. Я частник. Независимый специалист. Я перешел реку у насыпного вала. Шел из деревни, там ставка. Но я в деревне не задерживался, только пообщался с капитаном. Это авансом. Чтобы доказать, что все расскажу.
Майор кивнул, прикидывая ценность полученной информации. Что-то это давало. Того направления он не ожидал и о ставке не был осведомлен. Осталось проверить. Доверия психу не было.
— Расскажи про собаку? — попросил тот.
Майор хмыкнул. Скорее рыкнул и тряхнул головой.
— Была у нас собака. Ее зарезали.
— Кто? — спросил пленный тихо и майору показалось, что он опять улыбается.
— Я вышел ночью во двор и смотрю — лежит собака. Зарезанная. Еще дергается, — зло ответил он.
— А что у тебя в руке было? — последовал вопрос и майор нервно дернул плечом. Он закрыл глаза и подумал, что сейчас стоило бы, правда, забить его до смерти. Проще было бы застрелить. Одно движение и все. И можно забыть об этом как о дурном сне. Напиться, сорваться за какое-нибудь дело на лейтенантах и забыть. Но стрелять нельзя. Объяснять потом будет сложно. Придется писанину разводить.
— Не убивай меня сейчас, — сказал вдруг пленный, как будто мысли читал. — Ты не узнаешь важного. Ты же все еще хочешь спасти своих людей. Ведь это все — только ради этого.
— Откуда ты знаешь про собаку? — спросил майор.
— Понял по твоему лицу, — он улыбнулся. — Как только зашла речь о собаках. Так что в руке у тебя было? Нож?
Майор кивнул:
— Нож. Да.
Пленный молчал. Ждал.
— Она всегда на меня рычала. Ни за что. Я бесился. Она любила всех в семье, а меня ненавидела.
— А потом?
Майор скрипнул зубами.
— Ты даже не представляешь, насколько это нормально, — заверил пленный. Майор посмотрел на него странно.
— Я облизнул нож, — признался он. — И мне очень понравилось это. И я пил из раны. Языком так ощущались эти волокна, как живые. Теплые... — майор нервно глотнул и закрыл глаза. Сердце колотилось и странное волнение не отпускало. Все стало ярко и ясно, от напряжения отступили усталость и сонное отупение.
— Неужели ты не пытался повторить? — воскликнул пленный. Его взгляд горел любопытством. Ни капли удивления или неприязни в нем не было.
— Родители меня застали с окровавленным ртом, — мрачно ответил майор, испытывая странную потребность об этом рассказать. — Отец бил и не мог даже объяснить за что. Потом все сделали вид, что ничего не видели и не знали. Меня отправили учиться в интернат в другом городе. Говорили школа там лучше. Но я понимал, что им было легче не видеть меня больше. А после школы я сам не хотел возвращаться, поэтому и подал документы. Понадеялся что возьмут.
— Ты никогда не пытался повторить? — собеседник задал тот же вопрос.
Майор закрыл глаза и нащупал пустую сигаретную пачку в кармане. Руки заметно тряслась.
— В армии уже? Или академии? — спросил пленный.
Майора передернуло.
— Есть люди-хищники, майор, — сказал с улыбкой пленный. — Они потомки хищников. Есть остальные. И наши предки привыкли этих остальных есть. Давным давно, в доисторические времена. Это голос предков. Это нормально.
Майор вскочил, опрокинув стул, схватил его за волосы и снова ударил. Брызнула кровь от удара, кулак скользнул.
Снова стало легче. По подбородку собеседника текла красная струйка. Красная струйка приковывала внимание. Майор посмотрел на кулак, измазанный красным.
— Просто попробуй, — негромко сказал пленный. — Я же не смогу никому рассказать.
Майор бросил на него взгляд и слизнул кровь с костяшек. Что-то вспомнилось, неуловимое, застучало в груди, стало странно хорошо и мучительно. Майор наклонился и. удерживая собеседника за волосы облизнул его разбитую скулу. Рот наполнил густой вкус.
— Ведь было у тебя уже это? — улыбнулся пленный. — Ты же знаешь каково это на вкус?
— Знаю, — майор поднял стул и снова сел напротив собеседника. — Это тоже было на допросе. Давно. Был тяжелый день. Был тяжелый год. А с тех пор никогда такого не было. Я лечился от срыва. Я вылечился.
— От природы не вылечишься, — в голове пленного майору почудилось сочувствие. — Не стоит. Вспомни, как хорошо это было — чувствовать себя хищником. Разве это делало тебя слабее или хуже?
Майор закрыл глаза и ощутил, как тело становится легче, как расправляются плечи.
— Я не диверсант, жаль тебя расстраивать, — сказал пленный. — Я здесь потому, что хотел попасть в плен.
Майор посмотрел на собеседника и понял вдруг с ужасом, что тот не врет.
— Кто ты?
Пленный пожал плечами.
— Мое название уже никому ничего не скажет. Но можешь считать, что когда-нибудь ты станешь мной.
Майор молчал и смотрел на гостя. Тот, улыбаясь, смотрел на майора. Время растянулось, перестало ощущаться.
— Ты знаешь, что сейчас нужно сделать? — спросил пленный.
— Догадываюсь, — майор кивнул, сжал и расправил ладонь.
— Тогда не медли.
Майор потянулся к кобуре, замер на мгновенье и достал пистолет. Он прицелился в середину лба своего собеседника. Рука дрогнула.
— Не переживай. Мы скоро встретимся, — пообещал гость.
— На том свете?
Гость усмехнулся.
— Тот свет наступит еще не скоро. А я намереваюсь задержаться в этом. Мы скоро встретимся.
Майор молчал и смотрел в середину бледного лба. Пришло странное успокоение. Руки перестали дрожать. Появились силы, появился азарт. Чувство бессмертия. Чувство бесконечности. И он спустил курок.
И сюда же положу тоже коротенкую и, честно говоря, не блещущую глубиной и остротой зарисовочку, забавную и по сюжету анекдота. Для того чтобы разбавить впечатление от предыдущей. Персонажи милые, объем маленький.ВилочкаВилочка
— И что этому старому сдыхотю понадобилось, — ворчал Потап, выковыривая из бороды шишки.
Зазноба его, кикимора Авдотья уже ягод в волосы навставляла, малиной губы-щеки раскрасила, платье берестяное надела срамное. То есть посмотреть-то конечно приятно, но в свет выходить — нервов не напасешься.
— Может ты хоть ноги-то прикроешь? — осторожно спросил Потап, стараясь не нарваться на скандал.
Авдотья нахмурилась и встала руки в боки — плохой признак. Потап заранее приготовился мириться.
— Нет, — заявила она.
— Просто нет? — удивился Потап.
— Не просто, размечтался. Я бы тебе много чего сказала про то, сколько у меня должно быть платьев и про то, что в современном лесу свободная кикимора плевать хотела на мнение всяких леших, касательно длинны юбок. Усек?
— Да я просто спросил. Ну, продует вдруг? А коленочки-то голые, — постарался Потап смягчить сердце вспыльчивой любимой.
Авдотья смотрела еще секунд пять сурово. Потом смягчилась.
— Должен будешь, — сказала она. — Все, пошли. Опоздаем.
У старого вампира Клавдия случился день рождения. Какой уже по счету — он и не помнил. Из ума он уже давно выживать стал, от голода, забытости и одиночества, да и праздновал через раз. Сам он конечно понимал, что никуда это не годится, но поделать ничего не мог.
Жил Клавдий в проклятом доме на опушке, рядом с оврагом Потапа и Авдотьи, так что вроде как считались соседями.
Клавдий праздники устраивать любил, но просто так, без причины, в гости к нему никто не приходил, все занятые были. А вот на день рождения появиться не отказывались. Клавдий зажигал свечи, накрывал любовно стол, чтобы гостей усадить и любовался, вспоминал молодость. Доставал из подвалов приборы и украшения, выбирал самую еще целую скатерть из своих запасов. А запасы у вампира были богатые, утвари — не счесть.
Еду свою с собой гости сами приносили. А молодой водяной Емельян зачастую дарил Клавдию бутылку человеческой крови, если везло — даже теплой еще. Ну тогда совсем праздник удавался. Клавдий от крови пьянел, буянил, норовил устроить танцы и кого-нибудь соблазнить. В прошлый раз грубый и необразованный оборотень Петя сгоряча оскорбился и морду набил. Потом помирились, но осадок остался. Но так или иначе — Клавдий любил эту праздничную суету.
Петя водяного не любил. Петя уважал мужчин основательных, крепких, с большими кулаками и широкой душой. Чтобы пить умели и не брезговали на кулачках силами потягаться. А таких в лесу становилось все меньше. Потап вот недавно еще совсем был правильный мужик, но его Авдотья окрутила, змеюка. Так мужика захомутала, что тот без ее разрешения слово сказать боится. Потап оправдывался, мол любовь. Но Петр был выше этих всех любвей. На первом месте дружба мужская должна быть, а потом уже любви эти все.
А водяной этот Емельян — вообще позорище озерное. Волос отрастил чуть ли не по жопу, аки какая русалка, бус из ракушек на себя понавесил, а сам тощий как глист. И чего в нем русалки находят? Педераст педерастом на вид. Ничего не понимают дуры в мужиках.
Клавдий тоже был хилый, но ему то во возрасту простительно. Старость Петя уважал. Пару раз двинул в челюсть, когда вампир спьяну юность свою срамную вспоминал и за жопу хватал, но это для порядку. Вот нес в подарок старому кровососу книгу, отобранную на лесной дороге у очкарика на велосипеде. Читать Петя не умел, но знал, что Клавдий это дело любит.
Емельян половину ночи пил с русалками перебродивший березовый сок с медом. Потом, напившись, озорничали. А как только задремал, тет же, как назло, девы разбудили, говорят, мол охотник на болоте русалку обидел. Емельяну лень было плыть разбираться, но защищать девиц надо, обязанность такая, а то погонят. Не вспомнят что обаятельный. И куда деться тогда привыкшему к хорошей жизни водяному? Не в лужу же переезжать. Так что отправился Емельян разбираться.
Охотник, гнида, помирать не хотел и, пока тонул, глаз подбил. Зато было теперь, что Клавдию в подарок нести. Тот задорным становился, когда кровушки свежей напивался. Про молодость начинал рассказывать, про двор французский и такие забавы интересные, что Емельяну на полгода пофантазировать хватало.
Клавдий встречал радушно! Кровушку учуял, сразу оживился. Емельян и Петя друг на друга быками поглядели, и вроде быстро остыли. Потап принес в подарок от себя и Авдотьи красивый кожаный пояс с блестящими яркими камушками. Пояс сняли с какого-то туриста — сразу поняли что Клавдию обязательно понравится.
Снеди принесли разной. Петя приволок целого оленя, Потап с Авдотьей маринованых грибочков и орехов, а Емельян сома копченого и хмельного выпить, и живым и упырю. На всех, короче, хватит.
— Дорогие мои друзья, — усадив гостей за стол, Клавдий затянул ежегодную речь. — Я в очередной раз рад вас видеть в этом печальной доме, в моей скромной обители...
Емельян рассматривал стол. Тарелки были фарфоровые. Из уважения к дурному и грубому Пете серебро Клавдий не ставил. Чашки красивые, с золотыми ободками. Вилки мельхиоровые, с ангелочками и красными камешками.
— Мне бы такую скромную обитель, — подумал он.
— ...нашу замечательную традицию, устраивать праздник души и тела в этот замечательный день... — продолжал Клавдий.
Авдотья крутила в руках вилку, восторгалась, примеряла как заколку к волосам.
— Потапушка, укради мне вилочку, — жарко шепнула она на ухо Потапу.
Потап покраснел густо и аж показалось, что уменьшился в размерах. Его честный взгляд забегал.
Авдотья нахмурилась.
Потап заметался, как уж на углях. Взгляд стал страдальческим и он шепнул Пете:
— Петя, спаси, укради для меня вилку по дружбе? Авдотья требует. А я не умею, ну никак не могу...
Петя хохотнул. Клавдий, увлеченный речью не заметил.
— Так я свою уже спер, — оборотень выразительно указал взглядом на нагрудный карман кожаной безрукавки, — Ты того, воспитывай свою Авдотью.
Потап стал еще несчастнее и еще меньше и с мукой посмотрел на Емельяна. Тот удивленно и вопросительно поднял брови.
— Чего с тобой? — шепотом спросил водяной.
— Авдотья вилку очень хочет. А я не могу... Никак не могу украсть. Может быть ты меня выручишь?
— Да без проблем, сейчас все сделаю, — ухмыльнулся Емельян и с серьезным лицом принялся слушать окончание речи Клавдия.
— И поэтому, давайте поедим и выпьем и расскажем друг другу новости и интересные сплетни!
Все зааплодировали! Емельян даже встал, чтобы аплодировать стоя.
— А я прямо сейчас начну светское веселье! — сообщил он. — Петя поморщился, Потап с надеждой воззрился, а Клавдий покивал и присосался к бутылке, вежливо и внимательно глядя поверх нее.
— Вот прекрасная вилка. Старинная и поэтому чудесная! — произнес Емельян. Он встал в красивую позу и поднял вилку так, чтобы все вилку разглядели.
Петя посмотрел с подозрением. Авдотья захлопала в ладоши.
— Сейчас я покажу с ней волшебный фокус! Ааап! — и Емельян картинно и ловко засунул вилку Авдотье в декольте. Кикимора весело взвизгнула. Потап покраснел еще пуще.
— А тепеееерь! — Емельян перегнулся через стол и выдернул вилку из кармана Пети — она здесь!
Авдотья радостно зааплодировала, повеселевший Потап тоже. Клавдий уже насосался, порозовел и завопил:
— Моншер! Гранволшебно! Мерси! Летсденс!
— Ах тыж пиявка! — проревел Петя, поднимаясь.
— Упс, — воскликнул веселый Емельян и дал деру вглубь дома. За ним погнался свирепый Петя.
Авдотья потребовала музыки и все вместе пошли искать граммофон.
Короче вечер начался весело.
@темы: Писанина, Драбблы и рассказы