Текст по игре.
Кауна. 1г. от с.п. ВеснаТик-так, тик-так, тик-так бум бум бум... Три часа. Пора обедать. Для этого нужно для начала открыть глаза. Если я открою глаза, первым делом, я увижу свой стол. Его я знаю наизусть. Не глядя - я помню в деталях, каким я оставил его, прежде чем уйти в мрачный мир моих мыслей путешествовать. Передо мной пачка бумаг, верхняя - приказ о назначении Готфрида Абрхольда на пост замглавы отдела кадров ведомства военной разведки Архальдской части. Плотная бумага, гербовая шапка. Почерк секретаря отчаянно кричит о его неудачах в личной жизни, постоянных страхах и несварении желудка от нервной службы. Дата чуть смазана, вписана позже. Чернила черные, перо тонкое, расцарапавшее бумагу. Ниже - жирными синими чернилами мое размашистое, не выдающее ни настроения, ни постыдных черт характера - "отказать. Перебьется".
Личное дело Готфрида Абрхольда левее стопки приказов. Я отчетливо помню коричневый картон папки, стертые уголки и чуть заметный отпечаток от днища кружки прямо под номером дела - №23476. Отличный специалист, дисциплинирован, прекрасно разбирается в бюрократических нюансах делопроизводства - мелким, агрессивным и злым почерком сообщило дело №23476. А биография, увы, меня разочаровала. Бывший снабженец. Живет не по средствам. За связями не следит, хоть и женат. Прощай Готфрид Абрхольд. Не быть тебе зам-главы ведомства военной разведки Архальдской части.
Справа от бумаг - моя чашка. Наполовину пустая фарфоровая чашка. И никаких блюдец. не признаю блюдца при чашках. Чем то мне этот альянс напоминает госбезопасников при армии. Иногда они конечно необходимы - но как правило неуместны. О моей чашке многое скажет запах лимона, чая и коньяка. Хороший, вкусный, здоровый и бодрый запах.
Новую пепельницу на краю стола я запомнил еще не в деталях. Малахитовая, похожая на смесь вазы и триумфальной арки. такие очень любят дарить старым генералам перед выходом в отставку. Это своеобразное пожелание скорейшей и легкой смерти от отека легких, так как, понятное дело - что делать генералу в отставке?
Прошлая пепельница была проще и меньше, из хрусталя, без узоров. Я её разбил.
В любом случае - я не курю.
Три часа - десять минут. Это луч солнца дополз до моей щеки. Он начинает свой рабочий день в ведомстве внешней разведки с поста на блестящей деревянной поверхности шкафа, затем перемещается постепенно на белую стену. Ползет по ней все утро, задевая ножки диванов и кофейного столика. затем, как раз во время планерки, проходится по ногам сидящих у моего стола докладчиков, скачет незадолго до обеда на стол, изучает новую пепельницу и приползает ко мне на лицо, если я опаздываю на обед.
Щеке стало тепло, а перед глазами, отвлекая, разлилась постепенно краснота.
Запахи телятины под соусом из приемной просочились в кабинет. Это Гиет, мой секретарь, принес мне обед и ждет, когда я открою глаза. он все видит и все знает. В его распоряжении чутье, опыт и замочная скважина. Как только разомкнутся мои ресницы, раскроется неслышно дверь и Гиет с подносом "вплывет" в кабинет. Подмышкой - папка с новыми приказами, в глазах преданность, в осанке что-то испуганное. Но чтобы это заметить в нем - надо быть по крайней мере мной.
Тик-так, тик- так, тик-так. Уже минут двадцать я так сижу. А нужно было бы вовремя встать, надеть китель, застегнуться перед зеркалом, пригладить волосы, натянуть перчатки и идти домой. Но сегодня - не хочу. Сегодня - я хочу быть здесь, частью стола, приказов, папок с личными делами. Частью пути солнечного луча, частью работы секретаря, заглядывающего в глаза искательно, как щенок добермана, с которым я сегодня утром не успел погулять. Только во взгляде у собаки надежда, а у Гиета - обреченность. Бедные люди.
Я кашлянул, открыл глаза, пригладил волосы. Открылась дверь, вплыл пой поднос и новые приказы подмышкой.
Время - 15.20.
Искательный взгляд секретаря увяз где-то в моей задумчивости, оставшись без внимания.
- Письма есть? - спрашиваю. Киваю на отрицательный ответ раньше, чем услышу. Сам не пишу.
- Вызови ко мне Тергольда после обеда.
Прохладно в кабинете. Весной с сыростью никак не удается справиться. А архивы от этого портятся.
Глядя как освобождается по воле ловких рук Гиета мой стол, задумчиво кусаю губу, избегая всепроникающего взгляда секретаря.
- Можешь идти.